История тридцать девятая
Последние (а, может, еще и нет?) теплые деньки сентября чрезвычайно удачно совпадают с двумя не учебными днями в моей Deutsch школе. Альтернативный план даже не посещает мою голову: я хочу лишь одного – беззаботно отправиться утром гулять по Вене. Для этого не нужен ни особый маршрут, ни цель. Достаточно просто очутиться в районе Ринга, чудесным зеленым кольцом окружающим наиболее старую часть города, и потом идти себе, куда глаза глядят и ноги несут.
В этом чудесное сходство австрийской столицы с нашим Санкт-Петербургом, когда ценность прогулки определяется не маршрутом, а самим передвижением. Ногами – в пространстве, ощущениями – во времени и эпохах. Возможно, это такая особенность имперских городов? С их бесчисленными архитектурными идеями и замыслами. Кстати, то же самое я ощущала и бродя по центру Рима.
Засунув в сумку пустую пластиковую бутылку, отчаливаю из дома. В жаркий день пить захочется много, а поскольку вся водопроводная вода в австрийской столице питьевая, то пополнять ее запасы в городе проще простого. Я решаю сначала проехать в трамвае по бульвару, Рингу и выйти наобум. Выбор падает на Бургтеатр, огромный и роскошный. Раз уж я здесь, то интересуюсь репертуаром, мечтая о том заветном дне, когда пьеса на немецком языке будет мне понятна и приятна.Пока что я была на представлении один раз, на постановке «Мастера и Маргариты» лондонского театра и, разумеется, на английском. Даже не подозревала, что сценически можно воплотить этот роман так блестяще! И непременно поделюсь впечатлениями при случае, потому что спектакль оказался для меня грандиозным сюрпризом.
Из сюрпризов поменьше, но от этого ощущаемых не менее приятными, розы поздних сортов в городском саду. Собственно из одних роз этот сад и состоит, начиная благоухать уже в июне. И, оказывается, еще и сейчас, в конце сентября, сладкий и ни с чем не спутываемый аромат разносится у клумб и дарит радость. В этом же саду находится небольшой храм Тесея, построенный специально для размещения в нем скульптуры Кановы: Тесей побеждает разъяренного кентавра. Как и любая из скульптур Кановы, эта группа – само совершенство. Правда, теперь она уже предусмотрительно размещена не в этом храме, а в музее истории искусств, где любоваться ею может большее количество поклонников.
Белоснежный храм в саду, впрочем, от этого не стал менее привлекательным. На его ступенях время от времени снимают рекламу самых престижных брендов. Один раз я наблюдала настоящее шоу: фотосессию во фраках, декольтированных платьях и с крохотными мопсами на цепочках. Ну а этим утром здесь со вкусом расположился молодой человек с лэптопом и пакетом с огромным бейглом. Его права на расслабленное пребывание под а-ля античными сводами никто, похоже, не оспаривает. Все, что не запрещено, ведь разрешено?
Так же, как и на лужайке перед королевскими дворцами Хофбурга. Там лежат, учат малышей ходить или просто получают удовольствие, скидывая обувь и прогуливаясь по зеленой траве босиком. Ну а в следующем по ходу моего движения парке еще интереснее. Группа молодых людей уселась в кружок, перед ними – экзотические барабан, по которым они лупят столь же темпераментно, сколь и самозабвенно. Мраморный Моцарт в отдалении то ли прислушивается, то ли вежливо уклоняет голову в другую сторону. Скульптура императора Франца-Иосифа I тоже застыла в легком неконтролируемом изумлении. Азартных же барабанщиков столь высокое соседство не иначе как лишь слегка раззадоривает.
Но больше всего впечатляет меня отважная девушка, улегшаяся в паре шагов от стен дворца в мини-бикини. Слабо представить себе такую нимфу у стен Зимнего или хотя бы Царскосельского дворца? По ее зажмурено-довольному лицу сразу ясно: она получает удовольствие от солнца и мало печется обо всем остальном. Ну, разве что не обгореть бы. Денек и впрямь становится все жарче, и я уже успела два раза набрать и осушить свою 0,5 бутылку. Решив, что пора и передохнуть, присаживаюсь в кафе на Михаэль-платц и, неторопливо наслаждаясь кофе, наблюдаю туристов, кружащих по центру Вены, как пчелы у ульев.
Интересно, почему каждый раз, когда человеку предстоит сфотографироваться, он непременно принимает либо значительный, либо серьезный вид? Исключение составляют, пожалуй, японцы, улыбающиеся в камеру абсолютно по-детски. Впрочем, может быть, к этому располагает их особый кодекс чести, и так в стране Восходящего солнца принято? Я наблюдала здесь же, в Вене, молодого японского мужчину, смеющегося перед банкоматом, отказавшимся вернуть его карту. Он искренне недоумевал, всплескивал руками и, хихикая, делился со спутницей своими соображениями.
Мимо меня проезжает фиакр, запряженный парой ухоженных белых лошадей. Кучер в котелке на вполне сносном английском рассказывает что-то пассажирам, четверым афроамериканцам. Пока я успеваю отметить сравнительную необычность зрелища, за первым фиакром следует второй, наполненный путешественниками того же шоколадного цвета. Только вот лошади чуть потемнее – в яблоках. Мне приходит на ум зрелище, увиденное когда-то на Покровке возле салона загара. Перед входом маячил добродушный афроамериканец с огромным плакатом на груди «Я загорел здесь».
Осушив чашку, поднимаюсь, чтобы продолжить прогулку. И заодно принимаю решение порадовать себя завтраком. Только не в буржуазном стиле точно. «Там-Тамы» ли во дворцовом саду или афроамериканцы с белоснежными парами в упряжках разбудили во мне тягу к экзотике. Попытаюсь найти что-нибудь необычное.
