Не держать зла на судьбу и людей

  • 17 июня 2013 |

История двести вторая

Франко говорит без пауз и отдыха – два часа подряд. И это не монотонно отрепетированный рассказ о столетней жизни: он отвлекается, припоминает подробности, часто шутит. Особенно над своей удачливостью.

После первого и самого жуткого концлагеря Аушвитц его перевели в Нойенгамме, а потом отправили в Дахау, где он почувствовал себя просто как на курорте. Здесь даже шпек иногда давали – полагалась порция в 40 граммов, но поскольку каждый уважающий себя фашистский снабженец уходил со службы с солидным шматом сала подмышкой, то заключенные получали меньше.

«Конечно, шпек – это не кошерно, но скажите: смогли бы вы отказаться от любой еды в третьем по счету концлагере? Я – не мог. Но только долго это не длилось. Мне объявили, что евреям пребывание в Дахау не полагается. И отправили меня попытать моего еврейского счастья в Бухенвальд».

К тому времени Франко Вальдорн был так слаб, что мог упасть в сон, как в обморок, в любое время суток и в любом положении, если не требовалось махать киркой или лопатой. Дорога в Бухенвальд оказалась долгой, к тому же километров за пять до лагеря заключенных выгрузили и объявили: дальше пешком. В гору.

Он не помнит, как шел. Думал, что вообще не дойдет. Помнит, что нес в руках ботинки, потому что это было самое дорогое его имущество – без них на работах не выжить. Падал, сбивал ноги и колени о камни в кровь и все равно поднимался. Добрел до Бухенвальда с температурой под сорок и поплелся в барак. Ему указали на третью полку.

«Сил забраться туда у меня все равно не было. Я понимал, что либо залезу, либо окажусь на полу и, как следствие – в крематории. Третьего по законам KZ просто не дано. Я рухнул на чью-то нижнюю полку и сказал: мне все равно! Хотите – сбросьте меня вниз. Не сбросили».

Ему повезло: когда пришел, наконец, в себя, попал в особую группу по работам в каменоломне. Это считалось в Бухенвальде очень важным, и таких заключенных не особо истязали. Там Франко и пробыл до окончания войны.

«Принято говорить, что Бухенвальд освободили американские войска, но, поверьте мне – мы сами себя освободили, – господин Вальдорн обводит зал озорным взглядом. – Все надзиратели к этому времени либо разбежались, либо сами кидались помогать заключенным, демонстрируя абсолютную лояльность к нам, плохо соображающим от голода и холода. Кстати, известно ли вам, что, согласно особому плану, все KZ устраивались в местах с самым ужасным климатом? Сырость, холод, промозглые ветра. И ни один барак не отапливался ни часа в году, а полосатая роба не могла согреть в мороз, и в дождь набухала, как губка».

Освободившись из Бухенвальда, он подружился с кем-то из американских солдат и мечтал эмигрировать в Америку. Не разрешили. И тогда, трясясь в автобусе по разбитым дорогам уже побежденной Германии, он понял: надо выйти на первой же остановке. Как только эта самая Германия кончится. И очутился в Зальцбурге.

Сразу включился в деятельность по помощи бывшим узникам, обеспечивая едой иногда по 500 евреев в день. Помогал тем, кто хочет, отправляться в Палестину или в Италию. Сам же навсегда остался в Австрии – это была его земля, и он сам принадлежал ей.

В 1948 году Франко открыл свой магазин. Модной одежды, между прочим. Ему всегда, еще со времен Италии, нравилось элегантно одеваться. И до 1977 года бывший узник четырех концлагерей работал, пока не подошел пенсионный возраст.

«Удачлив ли я? Наверное. В моей жизни было столько удачных случайностей и совпадений. Что считаю самым главным? Не держать зла. Ни на судьбу, ни на людей. На фашистов в том числе. Я не испытываю к ним никакой ненависти, по-моему, они были просто заблудшими».

Он показывает нам фотографии: арестантской робы в полоску, довоенных и более поздних, уже гитлеровских рейхсмарок, какого-то ветхого документа со своим молодым и при этом мгновенно узнаваемым лицом. Лицом столетнего человека с абсолютно ясным разумом и идеальным сознанием, которое не умеет держать зла.

Наверх