История девяносто шестая
Сауна как способ времяпрепровождения или вид удовольствия не была мила мне никогда. Может быть, потому, что я в ней не потею (пардон)? В то время как со всех других в кабинке стекают ручейки и даже водопады, мне мучительно жарко, некомфортно, просто скучно. Да еще и лицо алеет, аки маков цвет! Поэкспериментировав когда-то с парилками еще на родине добрый десяток раз, я навсегда оставила это дело.
И потому сегодня, когда мой благоверный предложил провести субботний вечер в сауне, я отнекивалась, как могла. Потом, впрочем, дала себя уговорить: в проспекте заведения в числе прочего стояла турецкая баня. Вот она меня привлекала давно, потому что там вроде как мокрый, облаками ходящий пар, а, значит, стану я влажной без особых усилий.
Одна пикантная деталь, о которой я была наслышана от мужа, все же смущала. По его словам, в Австрии собственно в сауну все заходят голые. Так принято и так положено. Полотенце захватить можно, но чтобы сесть на него. При этом отдельно женских и мужских отделений не наблюдается – там все располагаются исключительно «цузаммен».
В общем, мы туда отправляемся, но мне заранее немножко не по себе. С трудом как-то представляется моему русскому менталитету узаконенный в парилке нудизм. Не уверена, что смогу в такой обстановке расслабиться. И еще мне кажется невероятным, что можно находиться в бане несколько часов подряд. Ну, разок-другой прогреться, потом душ принять, да и на выход.
Переодевшись в халаты, с полотенцами в руках, поднимаемся мы с супругом по лестнице. Картина открывается взору дивная: в холле рядочками расположены шезлонги, в которых, задрав ноги, кайфуют разомлевшие от удовольствия нагие австрийские граждане. В самых непринужденных позах. Кто-то спит, кто-то газету читает, кто-то в потолок смотрит.
Загрузив свои вещи на два шезлонга, мы осматриваемся. Несколько дверей ведут в разные отделения, одно другого привлекательнее. Я вижу и турецкую парную, и инфракрасные кабинки, и биосауну.
Супруг подает мне пример: снимает халат и обматывает чресла полотенцем. Я, выдохнув, повторяю его маневр, с той только разницей, что прикрываюсь полотенцем вся. Мы топаем к парилке, украшенной восточными колоннами у дверей, и я тихо радуюсь тому, что обнажаться по полной буду в компании родного человека и в отдельно-взятом помещении.
Распахиваем стеклянную дверь – клубы густого, нереально густого пара валят нам навстречу. Внутри – выложенные мозаикой и абсолютно мокрые полки. Муж озвучивает поправку в том смысле, что эти сиденья каждый моет сам (шланг прикреплен рядышком), и садится затем безо всякого полотенца. Потому что любая ткань промокнет насквозь за считанные минуты.
Чувствуя, что не избежать мне публичного показа себя нагой, выхожу из кабинки. Нарочито спокойно снимаю полотенце и несу к шезлонгу, а потом, глядя строго перед собой, дефилирую обратно. Благоверный опять-таки подает добрый пример. В крошечном турецком отделении мы одни: споласкиваем сиденья и укладываемся. И уже через минуту я забываю обо всех предыдущих некомфортных ощущениях. Потому что на потолке нежно мерцают лампочки в виде звезд, пар издает еле уловимый тонкий аромат, лежать во влажном горячем тепле так приятно и удивительно уютно.
Не помню, сколько минут я там провожу, а когда выбираюсь, направляюсь к душу уже абсолютно безразличным ко всему окружению шагом.
Душевых отсеков три, и все разные. В первом вода подается поочередно на три уровня: сначала на уровне ног, потом пояса, потом – плеч. Во втором вместо воды из распылителя выходит холодная струя тумана, что для разгоряченного тела чрезвычайно приятно. Ну а в третьем вода вытекает из щели под большим напором, упруго ударяя по коже.
Перепробовав все, вытираюсь и шлепаю к шезлонгу. Почти падаю на него и обмираю: ноги сами запрокидываются вверх, сиденье перекатилось подо мной, как ванька-встанька. Голова располагается теперь ниже ног, и это тоже приятно.
Какое-то время лежу с закрытыми глазами и без движения, просто наслаждаясь жизнью. Потом начинаю оценивать обстановку деликатно и невзначай. Публика (которой сравнительно немного) самая разнообразная. Отец с дочерью, милой девчушкой лет двенадцати. Пожилая пара. Молодая пара. Несколько одиноких мужчин. Их вообще здесь значительно больше, чем женщин. Кто-то в халатах, но большинство лишь с изящно перекинутыми через плечо полотенцами. И никто не отворачивается, все совершенно спокойно, при этом предельно вежливо, смотрят друг на друга. И на меня в том числе.
Я успеваю подумать, что супругу за меня, кажется, краснеть не придется. Хотя непонятно, как он себя вообще-то чувствует рядом со своей прекрасной голой половиной, так ненавязчиво выставленной на всеобщее обозрение. На смену этой мысли приходит иная: за последние полчаса своей жизни я перевидала нагих мужчин больше, чем за все предыдущее и не совсем чтобы монашеское существование.
