Африканские страсти-мордасти
Это вторая порция наших советов о том что и где надо посмотреть в ЮАР.И что сделать чтобы южно-африканское приключение принесло только положительные эмоции.
Часть первая
Аэропорт Виктория Фоллс – сельский; кажется счастьем, что покосили траву вокруг единственной взлетно-посадочной полосы, иначе заросла бы, а ее и так не очень видно с высоты. Регулирует движение лайнера человек в оранжевом жилете, интенсивно машет флажками, и наш большой самолет с готовностью замирает, пропуская карликового товарища, тот, второй, похож на игрушку, он выруливает, бодро разбегается, подпрыгивая (такие в детстве были заводные железные цыплята, которые неловко топали до края стола и падали, жужжа).
Из самолета – пешком в малюсенький аэропорт; постарайтесь обогнать всех, потому что нужно будет приобрести визу в Зимбабве, и есть две очереди: на однократную и мульти. Ко второму столику народу стоит больше – многие ездят отсюда в Замбию и Ботсвану, а потом возвращаются снова через Зимбабве.
В паспорт вклеивают визу, долго пишут что-то от руки. И еще могут не дать сдачи, как в родном овощном: мелочи нет. Так что лучше готовить мелкие купюры. Процесс оформления не то чтобы долгий, но неспешный, чтобы пропустить самолет, пограничники тратят часа полтора. Если очередь разлучила вас, подождать отставших можно на улице. Здесь уже африканская духота. И – как метод погружения в экзотику – танцующие с барабанами аборигены.
Все, как положено: шкуры в качестве набедренных повязок, копья, раскрашенные лица. Мелодии зажигательные, медитативные, почти колдовские, – рефреном одни и те же слова и ритмы. Завораживает. Движения тоже абсолютно шаманские. Пожилая немецкая туристка мужиковатого вида некоторое время смотрит, фиксирует, – потом встраивается в ряд и танцует точь-в-точь, вокруг радостно аплодируют дедушки и бабушки из ее группы.
Этот, кстати, танцевальный аттракцион – штука повсеместная, где наблюдается скопление туристов, на всех муравьиных тропах групп и одиночных путешественников вас будут встречать эти ряженые.
Деньги в жестяную банку им кидают не очень часто, что никак не сказывается на энтузиазме артистов. На появление ходячих белых кошельков реагируют немедленно, а то и превентивно. Например, мы не сразу поняли, что могучая девица – солистка одной из групп – выступает в родном бюстгалтере, который просто не успела сменить на выкроенный из зебры. Мы приехали раньше, чем ждали. Завидев машину, она, ни секунды не думая, кинулась в пляс, не допереодевшись; на обратном пути уже была в полном костюме.
Барабанщики тут невероятные. В одном этническом ресторане существует целое шоу: они вовлекают весь зал, обучая ритму. Видимо, все-таки звук тамтама апеллирует к каким-то скрытым глубоко внутри чувствам и рефлексам, может, к памяти, доставшейся от пращуров: слушать спокойно этот бой невозможно, физически ощущаешь, что такое закипающая кровь. Это при том, что я не пью, а каково усугубившим? В пляс, в любовь или в битву – кому как повезет.
Кровавая сущность взаимоотношений
Пока очаровательный круглолицый Джордж везет нас в отель, вокруг – поля и травы. Вид абсолютно такой же, как в российской средней полосе, кажется сначала. Единственное, что не так, – качество асфальта (лучше, чем у нас на правительственных трассах). И – небо. В Африке, которую мы видели, небо везде исполнено в формате 3D. Объемные кучевые облака – за разглядыванием складывающихся из них фигур можно проводить сутки, не надоест.
Хотя нам здесь все в новинку, не только небо. Сначала только смутное ощущение инакости здешней жизни. Невыразимое: в чем дело? В ином масштабе отношений с природой? Главное, наверное, вот это: чувство взаимности. Чувство, что окружающий мир вступает с тобой в связь. А иногда даже без твоего согласия.
Для нас, уроженцев и жителей мегаполисов, природа давно ограничена парковыми зонами, газоном участка, бабушкиными теплицами; лесная птица – чудо; лисица на дороге – рассказов на месяц. Землетрясения и наводнения – новостной сюжет, иногда доходят отголоски, но невнятные и нестрашные. Город – это иллюзия. Ну там, где получше с экологией, встречаются кролики; ну забредет олень.
Есть ли в Европе места, где вечером по территории отеля можно передвигаться только в сопровождении вооруженного охранника? Не от гопников с рабочих окраин – от зверей, которые могут пробраться.
Джордж по дороге с улыбкой удовлетворяет наше идиотское любопытство: да, здесь встречаются слоны, а лев на прошлой неделе пришел воооооон в ту деревню, опять сожрал человека. Какой ужас? Да ладно, обычное дело, Африка. Если он и подшучивает над нами, то не совсем.
Наш отель строили еще во времена королевы Виктории, наверняка с тех пор тысячу раз переделывали (много дерева, не мог не сгореть пару-тройку раз). Но очень стараются сохранить колонизаторский флер.
Москитные сетки балдахином, смотришь через эту колышащуюся дымку на высоченный потолок, а снаружи о кисею бьются гигантские мотыльки. И размеры, и количество – чересчур; Африка очень плодородна в этом смысле.
Балкон велено запирать плотно: обезьяны наловчились открывать и воровать все, что попадется под руку. Часто попадаются фотоаппараты и планшеты; самая распространенная шутка – местные обучают, что брать, а потом торгуют добычей. Обезьянам тут достается: у них даже выработался опасливый, подозрительный взгляд, явно ничего хорошего от людей не ждут. Казалось бы, что такого: всего-навсего забрался на террасу ресторана, хотел спереть круассан для многочисленной семьи, а какая-то английская дама визжит, как полоумная, и официант лупит полотенцем.
В каждой стране свое «гастрономическое ворье»: на Монмартре из твоей тарелки, чуть отвернись, крадет воробей или голубь, в Сингапуре гоняют попрошаек павлинов, они обиженно орут дурниной; в Греции у ног трутся кошки (почему-то все с виду страшно голодные и истощенные). Тут вот бабуины. Но если из ресторана их можно прогнать, то при встрече на их территории, если ты видишь, что на твой банан или бутерброд есть претендент, бросай еду и уходи. Взрослый самец бабуина легко может свернуть тебе шею. И он не верит в идеалы гуманизма.
В баре работает на стажировке бледный английский мальчик Грег; остальные чернокожие, и все старше его и по возрасту, и по статусу. Мальчик на побегушках, полугодовая практика от университета (был бы отличник – послали бы в гонгконгский Хайят). Он ужасно старается, даже потрясываются руки. Интересно, волнуется ли за него мама? В такую даль, в такую даль... Худшего кофе мы не пили в своей жизни, но благодарим и улыбаемся: мальчиков нужно хвалить, чтобы у них получалось.
Перед отъездом нам велели брать с собой вечерние платья; поверьте, они бы не пригодились, только желание выгулять туалет, раз уж упаковали, и заставило пару вечеров потрясти публику чрезмерной нарядностью. Сафари-стайл подойдет и к вечерней трапезе.
В качестве домашних животных здесь живут бородавочники, кабаны с нешуточными клыками и абсолютно индифферентным характером. При первой встрече мы ужасно испугались. А потом привыкли, что маленькие стада кочуют между зданиями с независимым видом, старательно обходя людей. Бородавочник – это Пумба из диснеевского мультфильма. Некоторые блюда из несчастных поросят глумливо так и названы: «Пумба на гриле или в овощном соусе». Не исключено, что они и олений стейк могли бы обозвать «Филе Бэмби». Чувствительным натурам не порекомендуешь. Свинки очень смешно едят: видимо, физиология не позволяет опускать голову, приходится передние копытца подгибать и жевать, стоя на коленках.
Прямо с террасы вид на буш (кустарники, трава и редкие деревья); там выкопан пруд, видимо, специально для наблюдений за природой. Антилопы приходят на водопой, под корягой сидит крокодил, «говорят, вчера одним туристам повезло, видели, как он прямо сожрал оленя». Кровавую сущность взаимоотношений в живой природе демонстрируют и еще более убедительно в определенные дни и часы. Служащий отеля несет в мешке куски сырого мяса, за ним с готовностью семенят взводящие объективы постояльцы, а в небе сужают круги стервятники с голыми шеями; мы видели их, рассевшихся на немногих окрестных деревьях, они, конечно, знают, что по расписанию у них готовый обед, но в большой стае, как и в большой семье, клювом щелкать не рекомендуется, поэтому, как только мясо падает на землю, с небес сверзается клокочущая куча, пыль столбом, все кончено за минуту, птицы дерутся за остатки. Кто смел, тот и съел; страшновато и противно. Почему-то в Африке вообще быстро начинаешь примеривать ситуацию на себя, и не всегда это доставляет удовольствие.
Как на крокодиловой ферме: тоже забава для зевак - привязать на длинную веревку труп крупной курицы и свесить с мостика. Вода пенится, огромные твари высоко выпрыгивают, отталкивают друг друга, самый резвый срывает птичью тушку и в пару приемов глотает целиком. Провожатый по ферме тем временем радостно рассказывает, скольким атмосферам равно давление крокодильих челюстей, и ты отходишь подальше от края просто на всякий случай; и собственные запястья кажутся более тонкими и хрупкими. И с мстительным удовольствием покупаешь в местной лавке сумочку из крокодильей кожи: это, конечно, не Биркин за бешеные десятки тысяч, и молния в ней не очень, но от мысли, что одной притаившейся корягой в пруду меньше, становится радостно. Простите, экологи и пуристы.
Крокодилы валяются десятками в бетонных прудах – разного возраста и размера; есть детеныши и альбиносы. И даже один лилипут. Он живет отдельно: сородичи сожрут, у них нравы спартанские. В общем, просвещенный мозг это заведение находит жестоким и негуманным, а атавистическая сущность шепчет: так им и надо. Уж больно несимпатичные существа. Хотя, конечно, и мы бы им могли приглянуться разве что в качестве пропитания.
Все время крутятся в голове назойливые ассоциации с Киплингом, он же вовсе про Восток, про Индию; но вот это перемирие на время водопоя, и жалкая надежда, что в нужный момент (когда ночью возвращаешься в номер, и за каждым кустом чудится шорох, а ночь, как нас предупредили, время хищников) на нужном наречии необходимо только сказать: «Мы с тобой одной крови, ты и я», – и разожмется когтистая лапа... В общем, Киплинг, певец далеких пространств, и здесь чудесно ложится на местную атмосферу.
Гремящий дым
Здорово, наверное, было бы приехать в такое инакое место без накопленных ассоциаций и усвоенных культурных кодов, попробовать увидеть незамутненным взором, как, интересно, было бы тогда? – но что уж, тому не бывать. А потому ищешь совпадений; любое знакомое и ожидаемое радует, потому что вроде как звучало сказкой, а оказалось правдой. Самые простые вещи: баобаб реально существует, и он на самом деле огромен. Местные, не заморачиваясь, зовут его просто «Большое дерево», что и является самым точным определением. Конечно, повсеместно распространенные идиоты ножичками вырезают на нем свое «Киса и Ося были здесь», никакого почтения к возрасту дерева, и никакая охрана не помогает.
Еще из сбывшихся мифов – местные дамы действительно носят на головах немыслимого размера тюки, в том числе магазинные покупки. Им так удобно. Идет вдоль дороги, на прическу уложен недельный запас продуктов, зато руки свободны и осанка прекрасна.
Городок неподалеку от нас очень бедный, но вполне чистый и спокойный. Говорят, здесь нулевая преступность. Правда, злые языки уверяют, что все преступники перекочевали в ЮАР, – ну что тут красть, в стране, где в качестве сувениров продают деньги (с десятками нулей – инфляция была такая, что национальной валюты попросту не стало, – не может же быть купюры в сто триллионов, а она была, – пользуются универсальной, долларом). И еще один стереотип, на сторонний взгляд случайного прохожего справедливый: невзирая на нищету, народ аккуратен, приветлив и весел.
Хотя... прямо в аэропорту тебя встречает портрет шестикратного президента, единственного за всю историю страны диктатора, меняющего конституцию, чтобы выбрать преемника, если когда-нибудь перестанет править (а пора бы: родился дед в конце двадцатых прошлого века); Мугабе не пускают в Европу, Мугабе развалил экономику, Мугабе сносит трущобы, не заботясь об их обитателях, заставляет бежать белых фермеров, проводит выборы без наблюдателей и считает, что все беды от Запада, который мечтает покорить независимую и счастливую страну. В стране фактически одна партия. В стране можно изымать землю без согласия владельца. Протестные выступления редки и неэффективны. Только нефти у них нет, а в остальном…
Как при всем этом народ умудряется быть доброжелательным и веселым – вопрос. Ведь у них даже нефти нет, и зарплату бюджетникам не платят. Как они относятся к Мугабе, мы спрашивать постеснялись.
Здесь многие вполне прилично говорят по-английски. Например, привратники отеля и говорят в основном о футболе, не знаю, было ли так до чемпионата, прошедшего в Африке, но сегодня эта тема беспроигрышна в любом месте: подхватят с готовностью. Из наших команд самая популярная – казанский «Рубин», там играет или играл легионер из ЮАР.
Еще, например, с готовностью поговорят по-английски погонщики слонов, слоновьи жокеи, – пока сидишь за ним на страшной высоте слоновьей спины, а животное медленно идет между кустами, болтаем обо всем. И про растения, которые вокруг, и про птиц и зверей, и про то, как странно, что мы можем говорить: почему-то большинство русских, приезжающих сюда, молча сопят сзади и объясняются жестами. Бедные: никогда им не узнать, что уши африканского слона по форме точно как сам континент, с одной стороны они ужасно жесткие, а с изнанки – нежные, как шелк, только пыльные. Слон очень аккуратно берет с твоей ладони хоботом заслуженное угощение, кланяется по команде. Чаевые на корм и за рассказ – и особенно за то, с каким достоинством они говорят, что не народ у них бедный, а только жизнь непростая.
Некоторый народ старается выбить хоть копейку любым способом: и споют, и спляшут, и продадут какую-нибудь экзотику. И купишь ведь. Хотя за каким, спрашивается, лешим тебе открывалка из зуба носорога? Запылится в шкафу. Торгуются не так азартно, как на Востоке, но сбрасывают цену легко, поневоле задумаешься: то ли цена товару копейка, то ли процесс торговли важнее результата.
Но это я все хожу кругами и трещу о мелочах; а ехали мы сюда, конечно, даже не за крокодилами и слонами, не за видом с веранды и тамтамами – если приглядеться, увидишь облако, которое не уносит ветром. Потому что оно всегда висит над одним из самых знаменитых водопадов мира. Когда-то он назывался «Гремящий дым», но шотландец Ливингстон, открывший одно из семи официально признанных природных чудес света, назвал водопад в честь своей королевы. Виктория фоллс, водопад Виктория, где река Замбези срывается в расщелину с более чем стометровой высоты, где все время моросит водяная пыль, местами переходящая почти в ливень, где один из – черт возьми, как хорошо, что есть такие старинные слова – громокипящих потоков - носит имя Дьявола (Адвентисты Седьмого дня или еще какие сектанты проводят около него обряды экзорцизма, иногда вместе с вселившимся дьяволом потоком уносит и его временное пристанище, самого одержимого)... Около водопада не хочется говорить, да и теперь захлебываешься, а слова не приходят. Может быть, школьникам в одинаковых плащиках, которых ведут на экскурсию (по какому предмету? Окружающий мир?), такие зрелища и масштабы привычны, а мы замираем в шоке у каждой из обзорных точек. Ну что тут говорить? Что вот ты и получил свидетельство о собственной ничтожности? Что любая фантазия блекнет перед божественным креативом? Что только безнадежный самовлюбленный идиот может считать себя царем природы?
Водопад Виктория не красив, не страшен, не величественен – он просто есть, гигантский, шумный, мокрый, властный, неповторимый, невозможный. Если летать над ним на маленьком вертолетике, стрекозе по форме и почти по размерам, получится немного абстрагироваться: стекло кабины можно счесть экраном телевизора, и тогда отстраненно фиксируешь и гольф-поля вокруг, и ширину Замбези перед падением, и ажурный железнодорожный мост, соединяющий Зимбабве и Замбию (а заодно и два их национальных парка, сосредоточенных и завязанных на феномене водопада: все от него кормятся, родимого). Но вот когда ты на краю и волосы мокрые и в пропасть катятся мелкие камешки и не слышно собственного голоса, хочется одновременно и запомнить свои ощущения и немедленно их забыть, вернуться повелевать Вселенной.
Оставьте водопад на закуску, на финал. Потому что после – прогулка на марктвеновских корабликах по романтичной Замбези напомнит только круиз по Волге (ну и что, что бегемоты и крокодилы, во-первых, где они, во-вторых, по пейзажу чистая родина), одетые в набедренные повязки колоритные корабельные аниматоры будут выглядеть ряжеными (так и есть, но можно было и забыть ненадолго), этнический вечер в ресторане покажется затянувшимся и не подходящим для здешних мест (а там и ярко, и весело, и вкусно). Не портите себе впечатлений, пусть Виктория будет контрольным в голову перед отъездом: за полтора часа пути до ботсванской границы по полям, без встречных машин, – успеете переварить, уложить, обдумать и смириться с тем, что мы не венец творения. А может быть, как я, ясно осознаете, что без божественного присутствия, без божественной воли не было бы ни этих облаков, ни этого отчетливого света, ни гигантского разлома в земной коре. Нужна вам иллюстрация могущества? Демонстрация фантазии? Берите. Смотрите. Попробуйте создать лучше и нагляднее. Не вышло? Не тягайтесь с недоступным.
Те, кому пафос неведом, сплавляются в сезон по порогам, фотографируются на краю, играют в гольф, не обращая внимания на мелкий дождик и отдаленные раскаты от падения воды в пропасть. Живется таким невпечатлительным наверняка спокойнее. Как всем, кто лишен присмотра. Слышишь, мироздание? Смотри лучше за нами: мы, как дети, радостно откликаемся на твои трюки.
Что там еще у тебя? Четвертый, пятый дни творения? Птицы, звери, гады морские? Кажется, мы готовы.
Впереди граница Ботсваны. За ней – дикая, дикая жизнь.
На подступах к сафари
Переход границы между Зимбабве и Ботсваной похож на спецоперацию. Сначала тебя долго везут по узкой дороге меж колышащейся травой (чистая средняя полоса, только, повторюсь, асфальт хороший). Потом маленький КПП: надо выйти из машины, попрощаться с водителем, получить выездной штамп, пешком пройти немного до следующей будки. Это уже территория Ботсваны. Виза российским гражданам не нужна: штамп – и ты садишься в автомобиль, который хорошо знаком по «миру глазами Сенкевича». Открытый японский джип на жесткой подвеске, в лицо и волосы по дороге забивается песок, то жарко, то холодно, но зато куда уж ближе к природе.
Едем через маленький городок – «бедненько, но чистенько», а вдоль дороги бредет слоновье стадо. Кажется, местные обращают на них внимание не больше, чем мы на дворовых кошек. Проезжаем антибраконьерский центр: мы уже знаем, что носорогов, например, увидеть не удастся, почти все истреблены китайскими охотниками (какое-то снадобье из рога готовят), и все оставшееся немногочисленное поголовье увезли в специально охраняемую зону. Говорят – не знаю, так ли на самом деле, – в национальных парках селят воинский контингент, и они имеют право расстреливать браконьеров без предупреждения. Ну потому что перепутать их с мирными туристами вряд ли удастся: какой мирный турист в здравом уме пойдет гулять в ночном парке без сопровождения рейнджера?
Въезжаем в национальный парк Чобе (знайте, он так хорош, что его выбрали для свадьбы Элизабет Тейлор и Ричард Бертон): КПП, проверка документов сопровождающего. А дальше заканчивается асфальт и начинается дикая жизнь.
Многие европейцы приезжают сюда на тур выходного дня: на перекладных долетают до маленького местного аэропорта, заезжают в отель, и единственное их там занятие – сафари дважды, а то и трижды в сутки. Это никогда не надоедает, – нет ведь решительно никакой гарантии, что ты встретишь зверей. Можно часами колесить по парку, и единственные, кто попадется, – бабуины. Они, конечно, забавные, но сколько ж можно.
Зато, если повезет (а нам ужасно повезло, так, что на третий день пресыщенно говорили: как надоели эти слоны), впечатлений будет передозировка.
Отступление про отель
Но сначала про отель: сейчас будет не скрытая, а напротив, открытая, как перелом С.С. Горбункова по подозрениям жены, матери его детей, реклама, беззастенчивая и безграничная (мне не стыдно). Отель «Чобе гейм лодж», единственный, находящийся прямо внутри заповедника, – лучший из всех, где мне приходилось бывать. И номера, и ресторан, а главное, люди, которых язык не поворачивается назвать персоналом.
Очаровательная пухлая красавица Мэгги, гостевой менеджер, запоминает ваши имена с первого раза; при каждой встрече адресно обращается, и еще мы иногда думаем, что она провела некую изыскательскую работу, чтобы заранее знать о наших вкусах и желаниях. Официант с красивым именем Принц – элегантный двадцатилетний юноша, студент (институт за 600 км отсюда, семья большая, папа – король, я же принц, – смеется, но мы бы не удивились, если б и в самом деле королевский сын: у кого еще такое чудесное сочетание чувства собственного достоинства, самоиронии, безупречной выправки, точной дистанции).
У них «в программу праздника» входит романтический ужин. Это всегда сюрприз, до последней минуты вы не знаете, где накроют чудесный стол. Нам, например, – на собственной нашей веранде у бассейна; мы были дома, но не слышали ни звука подготовительной работы, не видели, как они крадутся зажигать романтические свечи. Сам шеф приходил проверить, все ли нравится; как все правильные шеф-повара, он производит впечатление киборга. Они всегда на кухне. Когда они спят?!
Тактика рейнджера и зверя
Рейнджерами (водителями праворульных джипов, следопытами, знатоками животных нравов) здесь работают только женщины, не знаю почему. И кораблики по реке Чобе тоже водят в основном женщины.
Наша Thusa (Туса, надо же!) оказалась лучшей. Никто из других групп не видел близко льва, а мы выследили, нашли, дождались. Туса – кудрявая хохотушка в костюме, который у нас называют сафари-стайл, по кочкам запутанных дорог гоняет, перевесившись за борт, потому что одновременно читает следы. Серьезной становится тогда, когда чует добычу, наверное, так начинают вести себя настоящие охотники: в предвкушении поединка нервно раздуваются ноздри, сосредоточенным становится взгляд. Рейнджерам оружие не выдают. Это нервирует туристов, иногда гораздо спокойнее было бы, если б знали, что в машине есть хотя бы пистолет. Но зато сами рейнджеры – обладатели поистине буддийского спокойствия.
Беременная львица, которую мы заметили издалека и дождались-таки, – грамотно встали, будто Туса знала точно, по какой траектории зверь будет идти, – приближается, кисточка на хвосте дрожит. У нас заглушен мотор. Мы шепчем: поехали! Сдались нам эти хищники, очень страшно, очень. Тише, спокойно говорит Туса. Уже поздно заводить машину. Молчим и наблюдаем, как красавица на мягких лапах уходит в высокую траву, в 20 сантиметрах от нашей открытой машины, не ведя ни ухом, ни носом, не смотря в нашу сторону, как будто нарочито не замечая нас. Может быть, она сыта. Может, пока люди в железных своих тарантасах просто ездят мимо и глазеют, они никак не мешают внутренней парковой жизни, даже вспышками фотокамер, даже запахом духов, даже сдавленными писками ужаса. Может, кто-то нас пробовал, и мы не понравились: экологически чистым наше мясо не назвать.
Выдыхаем, заводимся, едем дальше – ищем леопарда. Не находим. Туса нервничает: она очень хотела, чтоб нашли. Катаемся кругами, вглядываемся вдаль. Девушка будто хочет и себе, и нам доказать, что мы можем пожелать – и исполнить желание. Не согласен только леопард. И он выигрывает.
Самые нервные животные – слоны. Ужасно неприятно, когда гигантское существо в разы крупнее машины обиженно трубит и топает на нас ногами. Это бабушка защищает внука. Слоны мужского пола шатаются отдельно, сами по себе, а тетки – группами, с детьми. Самая крупная самка – как личная охрана олигарха. Бдительно оглядывает окрестности. Прикрывает собственным телом. Разведывает, что впереди, и при отходе следит, чтоб не напали сзади. Хочешь снять милого малыша, жующего ветки, – и тут, ломая кусты, выходят несколько ходячих сараев, начинают ругаться и угрожать. Очень вредные люди. Зато когда они купаются в реке на фоне заката, хочется рыдать от умиления и счастья, что видишь это собственными глазами.
Самые опасные – даже не крокодилы, а бегемоты. Ни один корабль не подплывает близко к стаду гиппопотамов, они агрессивны без повода, совершенно непредсказуемы, очень сильны. Гремучая смесь. Похожи на подводные лодки; пасти их огромны, а рев страшен. На рассвете мы видели стадо издалека.
Сафари до рассвета – для любителей адреналина. Пока не встало солнце, тянется время хищников. Они гуляют в темноте, поджидая жертву, – джип наш несется в этой кромешной тьме, кусты и деревья хлещут по брезентовой крыше, мы молчим и думаем хором: зачем нам эти хищники, скорей бы рассвело. Самый долгий и страшный час в моей жизни, сердце бьется в горле, а прекрасная Туса говорит: вот они, следы этого льва, он большой и очень агрессивный, сейчас мы его догоним. И мы не возражаем, но мироздание слышит нас, и старый злобный лев уходит от нашей погони.
А тут и рассвет, и нет слов, чтоб описать эти краски и этот свет. Красота и спокойствие: выдыхай, бобер, сегодня ты выжил.
Для голодных львов в Африке есть специальное блюдо – тонконогие антилопы импалы, точно как в мультике «Золотая антилопа» – неслышные, невесомые, на крошечных копытцах, с лоснящейся палевой шкуркой. На изящных задницах – полоски темной шерсти, складывающиеся в латинскую «М». Львиный Макдональдс, говорят местные. Без жалости и сожаления: естественный отбор, wild life, пищевая цепь.
На рассвете можно увидеть не нарисованную, а живую заставку программы «В мире животных», когда танцует над рекой силуэт журавля, крылья трепещут, а вода не шелохнется: на зеркальной поверхности тень, и это красиво почти до пошлости.
Птиц здесь много, все яркие, раскраска причудлива и разнообразна. Почти каждая птичка, помимо официального имени, имеет кличку. Вот эта, с красным клювом, конечно, чили пеппер. Каких-то именуют по звукоподражанию, каких-то по внешнему виду. Часто можно увидеть fish eagle, белошеего орла, по-русски он именуется орлан-крикун. Во всех энциклопедиях пытаются буквами передать его вопль, но мы не слышали ни звука. Самая красивая (и самая бестолковая! У людей подобное сочетание тоже часто встречается) птица – цесарка, курица с великолепным оперением. Тупая и ленивая до невозможности, взлетает в крайнем случае. Если стайка с выводком цыплят попалась на дороге, они будут с клекотом нестись впереди вашей машины долго-долго. Если найдется одна более сообразительная – свернет в траву, остальные последуют за ней, но не сразу; все равно сначала, панически оглядываясь на железного монстра, будут ускоряться по прямой. Дуры дурами.
Мы видели шакала (облезлая дворняжка). И мангустов, они совершенно не такие, как Рикки-Тики-Тави в мультфильме, но милые ужасно. Тем более осенью все плодятся, выгуливают малышню, маленькие мангустики прелестны. И да, они охотятся на змей, и люди приваживают, прикармливают их к дому, – змей здесь много, и все опасные. Есть и кобры, и Умы Турман черные мамбы. Кстати, только змей и советуют опасаться в отеле: звоните, если заползет. Видимо, остальных животных не пропускает натянутая вокруг территории проволока.
Обезьян море. Они тоже живут отдельной жизнью, на людей поглядывают с вялым любопытством. Мы совершенно не мешаем им быстро спариваться (господи, как они кричат при этом, хорошо, что нет чувствительных соседей), выбирать друг у друга блох из шерсти, катать на спинах ушастых детей. Шоу «За стеклом» доисторической эпохи.
На жирафов, прямо скажем, смотреть приятнее, вот уж живая иллюстрация божественного креатива, чистый бессмысленный эксперимент: красивый, грациозный и несуразный одновременно, мирный и симпатичный травоядный гигант. Особенно хорош опять же на фоне заката или рассвета.
Иногда мы, люди (действительно чужие на этом празднике жизни, посторонние наблюдатели, досадная помеха), пересекаемся на парковых маршрутах; у рейнджеров солидарность, они сообщают по рации друг дружке, куда немедленно следует рвануть, чтоб застать тех, кого увидишь редко. А туристы смотрят на других путешественников с ревностью, завистью или превосходством: мы видели льва! Подумаешь, а мы целых трех и с львятами! Зато вы в бинокль издалека, а наша прошла прямо вот тут! Везууууууууки!
Начинается дождь, струи косые и частые, мы ежимся и кутаемся в плащи. Африканские буйволы с челками и кривыми рогами провожают нас тяжелыми, ничего не выражающими взглядами. Мы хотим быстрее проехать мимо: никакой симпатии, но скрытая угроза. Затопчут, фамилии не спросят.
Интересно, кто выбирал «большую африканскую пятерку», биг файв, сувенирами с этой тематикой набиты все лавки. Слон, носорог, буйвол, лев, леопард. Бегемотов и крокодилов не считают. Не говоря уже об антилопах, жирафах, кабанах и птицах.
Кровожадные охотники мечтают собрать большой шлем: застрелить все пять видов. Обсуждают, куда лучше целиться, как отбиваются раненые слоны, где может затаиться для контратаки леопард. Хорошо, что это дорогое и уже почти невозможное занятие. Путешествие в дикую жизнь учит опасливому уважению, желанию не вмешиваться во внутренние дела. У них, обитателей нетронутого мира, четкие законы, разумные жертвы, размеренное расписание. И снова кто-то сверху, с невероятного африканского неба, негромко смеется над тобой: царь природы? Расскажи об этом голодному льву или разъяренному слону.
Высшая справедливость
Может быть, потому и делают открытыми джипы для фотоохоты: чтобы быстрее избавиться от иллюзий. Чтобы дать тебе почувствовать, какое место ты занимаешь в этой жизни на самом деле. И – странное дело! – никто не чувствует себя уязвленным. Что толку обижаться на высшую справедливость, на объективную истину? Почему-то мы испытываем восторг: от понимания и сопричастности. Почему-то именно тут Африка полностью совпала с представлением о ней, и в то же время, когда осознаешь, как ежесекундно утекает, меняясь постоянно, жизнь, – даже не твоя собственная, а в принципе, – хочется лечь на спину, уставиться в небо и плыть по этой ленивой реке.
Да, мы помним, что дальше водопад, пропасть, забвение. Но это почему-то не очень страшно, когда высоко – рельефное живое небо. Когда вокруг – настоящее, живое. Как было задумано. Мы у себя давно обжили, выкорчевали, поменяли, подстроили под свои мелкие запросы. А тут – все, как было. А может быть, как должно быть, хотя для человечества это не лестно.
Место, куда хочется вернуться, – даже если поставил галочку на карте путешествий, даже если плохо переносишь длинный полет; даже если боишься.
Я знаю людей, которые ходят на сафари пешком. И пятилетнего ребенка ставят вплотную за рейнджером вооруженным: лев выбирает слабого, об этом не нужно забывать. Я не думаю, что окровавленная туша антилопы, свисающая с дерева, доставит нам удовольствие: единственный плюс – это означает, что леопард сыт, благодушен и позволяет близко фотографировать свою лоснящуюся морду, совершенную по рисунку и гладкости пятнистую шкуру.
Я знаю тех, кто колесит по Африке без провожатых, пытаясь наладить контакт в глухих деревнях с настороженным народом с помощью песен. Я знаю подхвативших малярию. Нет, мы пока не готовы, мы не так зависим от адреналина, шума в голове, ужаса, объединенного с восторгом. Но вернуться – будем надеяться. Будем скучать. Будем вспоминать, пересматривать фотографии, пересказывать ощущения. Даже если больше никогда, хотеть вернуться – тоже факт биографии.
Обратный путь: маленькие будочки границы, везет нас туда машина, пришедшая на замену, посланная прежде попала в аварию на въезде в парк. Можно подумать, это МКАД в час пик. Их было двое, и они нашли друг друга. Наш водитель, сорванный по тревоге, вынужден был взять с собой подругу. Я пытаюсь снять через стекло сооружение на ее голове: таких причесок не бывает. Принарядилась на свидание.
На границе нас просят заполнить анкету, поставить оценки всем аспектам пребывания, мы с чистой совестью формируем Ботсване красный диплом. Снова крохотный аэропорт, очередь, взлет с заросшей полосы. Впереди Йоханнесбург, самая плохая точка пути. С порога нас пугают преступностью до такой степени, что, застряв в пробке из-за перевернутой фуры, мы покрываемся холодным потом от ожидания налета. Здесь, говорят, есть места, куда лучше не ходить. Буквально под страхом смерти. Но, с другой стороны, а в Бирюлево ночью?
Здесь мы узнаем, что президент ЮАР уверен: лучшая профилактика СПИДа – душ после секса, что у него два класса церковно-приходской, куча жен и детей. Что Нельсон Мандела очень стар и болен, его лечат изо всех сил, потому что он настоящий символ и реальный гарант, все боятся ужасного, которое непременно случится после его смерти. Неизвестно чего: может быть, гражданской войны. Может быть, разрухи и хаоса. Может, только из-за этой большой любви к маленькому сильному человеку они превратили остров, хорошо видный из Кейптауна, из зловещего каземата в музей. И дом Манделы в Йоханнесбурге демонстрируют как святыню (Нельсон Мандела скончался 5 декабря 2013 года на 96-м году жизни – Ред.).
Здесь не принято ходить пешком даже в хороших районах, здесь царство колючей проволоки и охранных сигнализаций. Гулять – только в торговом центре, на площади, где стоит гигантский памятник Манделе (почему-то на деньги шведских жертвователей). И отель становится для нас убежищем; и мы уже рады, что с утра домой. Жаль, что не сложилось, Йоханессбург. Спасибо, что стал отрезвляющей пощечиной, что вернул нас в цивилизованный мир – быстро и эффективно, шоковой терапией. Даже если ты не так страшен, чем бы ты потряс нас после чудесной дикой жизни? Хотя дикость, похоже, – тут; а там просто жизнь, но это я уже говорила.
Мы застреваем в Дубае, перележать, адаптироваться, разложить по пакетикам сувениры, с недоумением спросить себя, зачем нам штопор из бегемотьего зуба, зачем эта шляпа, когда еще пригодится? – разобрать без галопа и беготни фотографии, повыкладывать в Фейсбук (здесь цивилизация, и интернет не страдает эпилептическими припадками), собрать урожай лайков и вот этого: «ну вы даете, это было круто». Да как объяснить, как это было? Тем более что скоро кажется, что только приснилось.
Летающий дом А-380, над Баку – помните? – снова трясет; а в Москве еще не сошел снег, сугроб у нас выше забора, пробки, серое небо, не мотивированная голодом, а чистая, рафинированная агрессия, никто не танцует, когда ты приближаешься, следов не видно в жидкой грязи, а чтобы разглядеть облака, надо, во-первых, дождаться лета. Зато теперь мы знаем, что там, очень далеко, есть жизнь, что Африка существует, она в точности такая, как о ней говорят, – и все-таки понять какая, можно только попав в нее. В общем, если будет шанс, используйте его: по части свежести ощущений, остроты чувств, новизны и узнавания, красоты и восторга у континента нет конкурентов.
Говорят, где-то за гранью, за пределами миров, есть еще Австралия. Скорее всего, это миф: если проверим, поделимся.
Будете в Африке, передайте привет. Мне кажется, она поймет: ее волшебное небо видит и помнит. Передайте, что мы усвоили урок, банальный, но истинный: божественный разум, божественная фантазия велики и прекрасны; природа в нас не нуждается; это ли не повод благодарить мироздание за то, что мы есть, что мы это видим?
Цена вопроса, в сущности, невелика: билет до южных краев. Счастливого полета.
Ольга Богданова