История двести семьдесят девятая
Послерождественское утро, невероятно теплое, некоторые даже прохаживаются в плащах – и это, заметьте, 25 декабря. Вена до конца еще не проснулась, точно в городе пробудились лишь колокола, они звонят в каждом храме, которых в центре города множество. Иду мимо мальтийской церкви, мимо собора Святого Стефана, держу путь к греко-православному храму, в который давно хотела заглянуть именно на праздник.
Густой запах ладана, потрескивают восковые свечи, воткнутые в белый песок, голоса певчих заполняют пространство и вытесняют любые никчемные мысли. Покупаю самую толстую свечу, вдыхаю ее запах по всегдашней своей привычке. Народу не очень много: выразительные греческие профили вперемешку со светлыми глазами, очень красивые гречанки, почтенные старики западной внешности, несколько бритых, но чубатых парней (Запорожье? Дон?)
Из песнопений и обращений священника улавливаю лишь «кирие» – по-моему, это «дорогой». Когда начинают читать Евангелие, различаю только имена. А потом вдруг ловлю себя на том, что текст каким-то образом становится понятен: про волхвов, предсказание, ведущую к пещере Рождественскую звезду и Младенца. Сие лингвистическое чудо имеет свои объяснения. После чтения на греческом звучит текст на немецком. «Дожила ты, Лика! – говорю про себя, – стоишь в Вене в католическое Рождество и слушаешь в греческом храме текст из Матфея на немецком». Впрочем, позже меня просветили – это только русское Рождество празднуется с 6 на 7 января. То, которое сегодня, оно совсем не католическое, оно, оказывается, всеобщее христианское. Просто календарь именно у русско-православной церкви свой, особый.
Выхожу из зала, где идет служба, спускаюсь по ступенькам в просторный коридор. Прямо у ступенек – старушка в инвалидной коляске, нарядная и, судя по всему, гречанка. Она наблюдает празднество через стеклянные двери. Одариваю ее лучезарной улыбкой, получаю такую же в ответ и прохожу дальше, останавливаюсь у колонны выпить водички. Старушка оживляется и начинает расспрашивать о чем-то каждого, кто выходит из зала. Просит пригласить кого-то, судя по всему. Быстро появляется пара прихожанок с ключом в руках – для почтенной дамы открывают туалет и ловко вкатывают туда коляску. Все мило, с улыбкой, как-то по-праздничному.
Выйдя на улицу, решаю прогуляться до «Шварценберг», доброго старого венского кафе с дубовыми панелями и ажурными столиками. Посидев и выпив сока, заруливаю на прощанье в дамскую комнату. Она тоже стильная и старинная – с зеркалами и медными ручками. У окна низкий мраморный столик, на нем лежат два явно забытых кольца – с яркими камнями и весьма красивой работы. Лежат себе, и никто за ними не возвращается.
Уже вымыв руки и подождав еще чуть-чуть, аккуратно укладываю их на салфетку и иду к кельнеру. Объясняю, что кто-то забыл и говорю, где именно. Рыжеволосый австриец слегка краснеет, благодарит и выкладывает их у витрины с пирожными. Там-то пропажу точно обнаружат.
Мне хочется, чтобы забывчивая дама спохватилась вовремя – если она принадлежит к категории туристов, то до отъезда в аэропорт хотя бы, а если приехала, например, в столицу из далекого Тироля, то до отхода поезда. Думаю, что так и случится, ведь в Рождество по-другому и быть не может.
