История сто семьдесят седьмая
Все мы родом из детства. Проучившись в школе очень высокого уровня (Прага, огромное здание про посольстве тогдашнего СССР, лучшие учителя со всех концов нашей необъятной) я, очутившись затем на родине, первый год вообще в школе практически не училась.
То есть на занятия ходила, а делать ничего не делала. Зачем? Я все равно знала больше того, что объясняли учителя. Весь год я сбегала с уроков в публичную библиотеку. Рылась в каталогах, а потом сидела в читальном зале. Результатом моей начитанности стало то, что гуманитарные науки мне вообще не надо было «проходить». Я знала историю, литературу и географию. А грамотность в русском была у меня книжной, то бишь тогда самой надежной.
Словом, школу я окончила, в МГУ отучилась. И тоже по накатанной. Потому что читала всегда, пополняла котомку знаний исправно, и экзамены сдавала на хорошо и отлично. А что дальше? Да все просто. Моя натура учиться так и не привыкла. Она привыкла к тому, что необходимое имеется в запасниках, нужно лишь вовремя вспомнить самое актуальное. Даже иностранный, то бишь английский, я учила в общей сложности лишь год, когда занималась с оплачиваемым родителями репетитором.
И вот сейчас мне достается учить немецкий. Который в Вене надо знать. Но само понятие «надо» противоречит моему естеству. Я воспринимаю и усваиваю лишь то, что нравится. Мое нутро не приемлет насилия. Мозг не воспринимает команду «заучи».
И потому, утомившись осваивать новые слова по карточкам, я пытаюсь «впитать» их любым симпатичным сознанию способом. Например, einlullen звучит, как «в люльке» – это убаюкивать, das Lob (говорить в лоб) – похвала, flott – лихо (чем не бравые моряки флота?).
Еще сознание признает песни (лирические и трогательные эпохи 60-х) и всякие словесные изыски романов по аналогии с отечественной классикой. И категорически не признает сленга, диалектов, тупых жаргонных радиопередач и всяко-разно экономической лексики. Оно и по-русски этого не признает, а переучиваться мне на Deutsch именно в этом смысле поздно.
Вот так. Чтобы не было совсем грустно, процитирую Марка Твена: «Я могу понять немецкий язык, равно, как и маньяка, который его изобрел, но предпочту изложить эту мысль через переводчика». Забавно? Мне не очень. Я чувствую: язык красивый, звучный, полновесный. Просто пока он не улегся в моем сознании единственно возможным и приемлемым способом, то есть естественным.
