Как она полюбила ее

Моя несравненная косметолог Лариса утверждает – возраст выдают не морщины или предательские складочки у губ, а взгляд пожившей женщины. У особы, рядом с которой мне пришлось коротать часы ожидания во Франкфуртском аэропорту, глаза были почти детскими. Мы облюбовали один и тот же столик в ресторане и сделали абсолютно одинаковый заказ, не сговариваясь. Свежевыжатый морковный сок, потом салат с рукколой и к нему порция cottage cheese. Когда чуть позже мы обе затребовали карпаччо из лосося, то улыбались друг дружке уже просто как подруги детства. Вот только шампанское моя новая знакомая пила, пожалуй, чересчур активно, осушив два полных бокала один за другим. Но ведь пятичасовая задержка рейса на пересадке (вместо обещанного расписанием часа) кого угодно может озадачить на предмет выпить? Словом, я к ней присоединилась и, почувствовав еще большее расположение после первого же глотка, сказала: «Знаете, ваш немецкий показался мне просто безупречным! Вы так непринужденно сделали заказ… Где вы учили язык?»

Она поманила официанта к себе, вежливо попросила теперь уже целую бутылку ледяного брюта и усмехнулась. Потом пристально посмотрела на меня. Снова усмехнулась.

– Мой немецкий… Вам он тоже нравится? Представьте, я учила его, не зная, что это перевернет всю мою жизнь. Хотите еще шампанского? Я угощаю. Вы симпатичны мне. Или просто захотелось выговориться? В конце концов, мы переждем вместе эту задержку, затем долетим до Доминиканы и никогда больше не увидимся. И, значит, я могу рассказать о себе все, что хочу. При условии, что и вы этого хотите.
Она никак не производила впечатления взбалмошной или неуравновешенной. Скорее, даже сдержанная. Ухоженная. Красивая. Чуть меньше сорока, пожалуй, с отличной фигурой и отсутствием каких бы то ни было следов пластики на лице. И я кивнула.

– Идея пойти на курсы немецкого возникла случайно. Захотела заняться чем-то, слегка подустав от обеспеченного безделья в своем втором по счету и явно счастливом браке. По привычке нашла самые дорогие курсы в Москве при… Впрочем, это неважно. В группе нас было всего восемь человек: трое бизнесменов, два сотрудника очень крупной фирмы в Австрии и три представительницы прекрасного пола.

Одна переводчица, другая совсем молоденькая студентка с древненемецким именем Хельга (родители обожали все, что имеет отношение к земле Рейна) и я. И, знаете, мы, такие разные, умудрились вдруг через месяц сдружиться так, что после занятий часто отправлялись пить кофе или даже ужинать. Наши бизнесмены проявляли чудеса галантности, при этом острили и смешили нас невероятно. Впрочем, мы тоже от них не отставали, смех в нашей группе стоял непрерывный. И как-то незаметно вышло, что меня потянуло к одному из… Вернее, к…

Анна отвела взгляд в сторону, потом прерывисто вздохнула и замолчала. Я вежливо ждала, рассеянно глядя на ее тонкие пальцы, которые нервно двигались вверх и вниз вдоль ножки бокала.

– Знаете, я ведь и представить себе такого не могла. То есть мы все общались и шутили, а потом я стала ловить себя на том, что беззаботнее и радостнее всего я смеюсь именно с ней… Да. С Хельгой. И ее улыбка – от нее в моей душе все как будто замирает. Вы понимаете? У нее глаза, как у дикой кошки, с поперечными зрачками, и она умудряется смеяться, прикрывая веки, но при этом не сводя с меня взгляда. Поначалу, честное слово, я думала, что у нас дружба такая. И очень веселилась, когда однажды она чуть не заплакала, узнав про мой возраст – надула губы, как капризный ребенок, и все повторяла:

«Тебе, правда, сорок четыре!? Или это прикол такой? Ты скажи, потому что я ведь реально в шоке!» Ей-то в это время было двадцать два.

Словом, разницы в возрасте мы обе не чувствовали. Хельга тянулась ко мне, как подсолнух в сторону солнца. Слушала истории из моей жизни, открыв рот, советовалась иногда или рассказывала про непонятные мне виртуальные заморочки своего поколения – сайты для общения, какие-то там на них подарки, попутно обиды «зашел – не зашел» и связанные с этим разборки. Но чаще всего мы просто обсуждали новости и приколы в нашей группе и веселились от души.

Однажды на переменке она попросила меня объяснить что-то из грамматики, подошла к моему столу и присела не на стул, а возле меня, на корточки, коснувшись своим плечом моих бедер. Я ощутила волну, тепло, жар. Уже преподаватель зашел в класс, а она все сидела, тесно прижимаясь ко мне и безразлично уставившись в тетрадку.

Конечно, я растерялась. Потом подумала, что у меня такие материнские чувства к этой девочке, потому что собственных детей мне не хотелось никогда. Хотя временами тянуло погладить ее по волосам не как малышку, а, к примеру, лаская кожу за ушами. Но эти мысли я не развивала по вполне понятным причинам. Помню, в кафе случилось странное. Я достала зеркало и помаду, провела первую линию и вдруг поймала ее взгляд на своих губах. Ошибиться я не могла, это был очень откровенный взгляд, каким обычно глядит мужчина за секунду до того, как на тебя наброситься. Впрочем, уже через секунду Хельга – правда, с усилием! – отвела глаза в сторону.

А потом…  Я не помню, кому из наших пришло в голову отправиться всей группой на выходные в «Бор», в этот президентский пансионат. Так бывает, когда до нового года еще далеко, но вовсю уже московская зима, снег и отчаянно хочется загородной романтики. И, что удивительно, все как-то уладили этот вопрос в своих семьях – мы отправились туда всей группой, заодно оплатив week-end еще и двум нашим преподавателям. Прибыли в пятницу, успели поплавать в бассейне, поужинать, а потом долго сидели в баре. И…

Она опять замолчала. Налила нам обеим шампанского, щипцами закинула в бокалы подтаявший лед. Сделав большой глоток, как-то беспомощно на меня глянула. И потом заговорила тихо и чуть хрипло.

– Мы с ней очутились в одном номере. Не специально, поверьте. Но и против никто из нас не был. И она сразу уселась ко мне на кровать, стала болтать, а потом объявила, что не уйдет. Улеглась рядом, обняла меня и стала ластиться, как котенок, и гладить мой живот. Меня потрясли ее ладошки. Такие маленькие, гладкие, при этом властные удивительно. Она прижимала меня к себе так естественно и уверенно, как будто всю жизнь только и делала, что спала с сорокачетырехлетними особами. И я, онемев от неожиданности и поражаясь самой себе, послушно позволяла себя обнимать, а потом и сама стала гладить ее упругий животик. Так прошла ночь – мы поворачивались с боку на бок осторожно, целомудренно и всегда синхронно, обнимаясь и тесно прижимаясь друг к другу. А утром я проснулась раньше, повернулась к ней, тихо сопящей, и почувствовала, что у меня внутри все буквально плавится. От нежности, счастья, ощущения рядом со мной этого теплого существа.

Суббота прошла в отдыхе и приключениях. Катались все на лошадях, гуляли на лыжах, опять плавали в бассейне, арендовав на сей раз еще и сауну. Ужин прошел весело, но, не сговариваясь, мы с ней отправились в свою комнату пораньше. И тут эта девушка, улыбаясь доверительно и ясно, как сестрица Аленушка, объясняющая братцу Иванушке, что не надо-де садиться на пенек и есть, например, пирожок, призналась мне, что она… любит меня! Всерьез. И знает, как это, потому что после расставания со своим первым парнем у нее был опыт самой настоящей любви с женщиной постарше, лет этак тридцати.

– Вы не знаете, когда это молодое поколение умудряется все успевать? – задумчиво произнесла Анна. – Я и сама не монахиня, у меня были и любовники, и развод после первого брака, и второе замужество, но есть вещи, которые буквально лишают меня дара речи. Не получилось с молодым человеком – значит надо попробовать, а вдруг получится с молодой особой? Впрочем, может, это я так маскируюсь или оправдываюсь. Потому что после этого ее ошеломительного признания последовала ночь – самая безумная из всех в моей жизни. И двадцатидвухлетняя девушка доводила меня до безумия, исступления, перевернув все мои прежние представления о страсти и стерев весь опыт былых любовных подвигов. Ведь для любого мужчины ласки – это только прелюдия к действию, а между двумя женщинами они – собственно само действие, главное и единственное. Хотя, признаюсь, моя роль сводилась к минимуму. Хельга просто запретила мне проявлять инициативу, объяснив, что я еще совсем не готова. Мне было приятно подчиняться ей во всем, подчинилась и в этом. Хотя нет…  Под утро я расхрабрилась и погладила ее грудь. Боже мой! Мне сразу стало ясно, почему мужчины сходят от нас с ума. Я как будто взглянула на саму себя двадцати двух лет их глазами. Поверьте, нет  н и ч е г о в этой жизни более волнующего, чем ощущение девичьей груди в ладони. А целовать ее – это просто блаженство.

…Очевидно, мой взгляд стал либо абсолютно оторопевшим, либо отразил слишком сложную гамму чувств, потому что Анна вдруг смутилась.

– Нет-нет, если вы думаете, что я ненормальная, то ошибаетесь. Я была после у психолога, представьте. Анонимно, разумеется. И потом – мой муж… Наши супружеские отношения не стали другими – мне по-прежнему доставляет удовольствие близость с ним. И, знаете, я ощущаю себя полноценной женщиной, отдаваясь ему. Но Хельга – это совершенно другое. Это любовь, понимаете? Как она уживается во мне с семейными отношениями, я не в силах разобраться. Но башню, как выражается моя юная любовница, у меня точно сносит, и еще крыша съехала по полной. Чтобы просто побыть с ней рядом, я готова шататься по Москве, просиживать в кафе и придумывать для мужа самые немыслимые предлоги своего отсутствия дома. Что довольно странно, потому что у нас отличная квартира, и я всегда домоседничала и любила находиться в окружении привычных вещей и комфорта.

После пансионата мы не заговаривали о новом свидании так долго, что, в конце концов, обе просто потеряли терпение. А еще надо знать Хельгу. Она умудряется обниматься, сидя за столиком ресторана, гладит мои ноги под столом, украдкой может поцеловать грудь и вообще нисколько не считается с правилами приличия. Меня же при этом всегда бросает то в жар, то в холод, потому что Москва, вы же понимаете, это большая деревня. Как вам идея быть замеченной кем-то из знакомых в то время, как юная особа с остановившимся от страсти взглядом хозяйничает своей рукой у вас в декольте?

После одной из таких встреч я вернулась домой сильно взвинченная. На пороге стоял муж, собравшийся уезжать. На его фирме случился аврал, шеф срочно затребовал весь состав топ-менеджеров на позднее совещание. Как только за ним закрылась дверь, я кинулась за мобильным и набрала Хельгу. Пользуясь своим умопомрачительным сленгом, она честно заявила, что «очкует», но тем не менее заявилась уже ровно через час, а потом счет времени был сразу же потерян. И опять мои ноги мелькали в воздухе, как мельничные крылья, а кожа раскалялась и плавилась от прикосновения ее языка и губ. Ощущение, что я желанна и безумно любима этой девушкой, заводило до безумия. Я чувствовала свое тело бесконечно молодым, видела себя ее глазами и упивалась счастьем.

…Анна больше не останавливалась, не отводила взгляд, наконец, перешагнув границу, когда смущение заставляет умолкать или подыскивать слова. Речь ее лилась не потоком, а, скорее, горячей лавой – я почувствовала, что и у меня самой застучало в висках. «Вы очень красиво говорите!» – заметила я.

– Я закончила филфак МГУ, – улыбнулась она. – И, вообразите, долго собиралась прочесть своей избраннице что-нибудь подходящее. Хельга с ее необычным разрезом глаз похожа на «Незнакомку» из иллюстраций Ильи Глазунова, и вот я решила, что Блок с его «дыша духами и туманами» или «ты рванулась движеньем испуганной птицы» – это как раз то, что нам надо. Но я не учла духа времени. Как только прозвучало слово «стихи», ее лицо приняло такое же напряженное выражение, как если бы я предложила ей достать зачетку. «Я чего-то не вдупляю, Анна! – пожала она плечами – ты надумала меня образовывать?»

Конечно, я ничего такого не надумала. Я читаю ее смски с орфографией, от которой дыхание перехватывает, все эти «майнэ либэ ты будишь на Deutsch?» и понимаю, что всю жизнь ценимая мной грамотность

– не главное. Главное – это то, что я проживаю рядом с ней мучительное счастье, которое может или даже должно оборваться в любую минуту. Знаете, если бы я так влюбилась в мужчину, я бы ушла к нему. Плюнув на возраст, потерю обеспеченного мужа, собственную уютно-отлаженную жизнь и репутацию. Но… уйти к двадцатидвухлетней девушке? Как я могу к ней уйти?

То, что поначалу казалось подарком, я сейчас склонна расценивать, скорее, как шутку судьбы. Потому что у наших отношений нет перспективы, нет будущего, нет вообще ни малейшего шанса. Мы никогда не сможем открыто быть вместе. И каким бы упругим и молодым ни                     было мое тело, как бы я ни ухаживала за своим лицом, мне скоро предстоит перевалить через пятый десяток. А Хельге только двадцать два – и она обязательно выйдет замуж, ведь не избегает же она категорически мужской любви. Но, когда это создание не сводит с меня влюбленных глаз или впивается мне в губы так, что шея запрокидывается и позвонки хрустят, я не думаю ни о чем и просто закрываю глаза в прямом и переносном смыслах.

…Кажется, объявили долгожданную посадку на рейс до Пунта Кана. Бутылка шампанского давно опустела, Анна подозвала официанта и, изысканно грассируя на языке Шиллера и Гете, оплатила весь счет полностью. Мои возражения она отклонила вежливой и чуть усталой улыбкой.

– Вы не обидетесь, если в самолете мы не будем сидеть рядом? Видите ли, я охотно общалась бы с вами еще, но боюсь, что могу говорить сейчас только об одном. И потом – я совершенно искренне желаю нам обеим никогда больше не встречаться. То, что случайно узнали вы, не знает и не узнает больше ни единая живая душа на всем белом свете.

– Кажется, «глухие тайны мне поручены?» – улыбнулась я.

– Да-да! Больше того – «вам чье-то солнце вручено!» – и моя собеседница мягко и благодарно коснулась моей руки. Все мои предыдущие сомнения по части того, может или нет снести башню от этой женщины даже у двадцатидвухлетней красотки, развеялись, как дым. Присутствие Анны действительно вдупляло. Она рассеянно улыбнулась мне и направилась разыскивать нужный выход.