Как она полюбила ее

Она поманила официанта к себе, вежливо попросила теперь уже целую бутылку ледяного брюта и усмехнулась. Потом пристально посмотрела на меня. Снова усмехнулась.
– Мой немецкий… Вам он тоже нравится? Представьте, я учила его, не зная, что это перевернет всю мою жизнь. Хотите еще шампанского? Я угощаю. Вы симпатичны мне. Или просто захотелось выговориться? В конце концов, мы переждем вместе эту задержку, затем долетим до Доминиканы и никогда больше не увидимся. И, значит, я могу рассказать о себе все, что хочу. При условии, что и вы этого хотите.
Она никак не производила впечатления взбалмошной или неуравновешенной. Скорее, даже сдержанная. Ухоженная. Красивая. Чуть меньше сорока, пожалуй, с отличной фигурой и отсутствием каких бы то ни было следов пластики на лице. И я кивнула.
– Идея пойти на курсы немецкого возникла случайно. Захотела заняться чем-то, слегка подустав от обеспеченного безделья в своем втором по счету и явно счастливом браке. По привычке нашла самые дорогие курсы в Москве при… Впрочем, это неважно. В группе нас было всего восемь человек: трое бизнесменов, два сотрудника очень крупной фирмы в Австрии и три представительницы прекрасного пола.
Одна переводчица, другая совсем молоденькая студентка с древненемецким именем Хельга (родители обожали все, что имеет отношение к земле Рейна) и я. И, знаете, мы, такие разные, умудрились вдруг через месяц сдружиться так, что после занятий часто отправлялись пить кофе или даже ужинать. Наши бизнесмены проявляли чудеса галантности, при этом острили и смешили нас невероятно. Впрочем, мы тоже от них не отставали, смех в нашей группе стоял непрерывный. И как-то незаметно вышло, что меня потянуло к одному из… Вернее, к…
Анна отвела взгляд в сторону, потом прерывисто вздохнула и замолчала. Я вежливо ждала, рассеянно глядя на ее тонкие пальцы, которые нервно двигались вверх и вниз вдоль ножки бокала.
– Знаете, я ведь и представить себе такого не могла. То есть мы все общались и шутили, а потом я стала ловить себя на том, что беззаботнее и радостнее всего я смеюсь именно с ней… Да. С Хельгой. И ее улыбка – от нее в моей душе все как будто замирает. Вы понимаете? У нее глаза, как у дикой кошки, с поперечными зрачками, и она умудряется смеяться, прикрывая веки, но при этом не сводя с меня взгляда. Поначалу, честное слово, я думала, что у нас дружба такая. И очень веселилась, когда однажды она чуть не заплакала, узнав про мой возраст – надула губы, как капризный ребенок, и все повторяла:
«Тебе, правда, сорок четыре!? Или это прикол такой? Ты скажи, потому что я ведь реально в шоке!» Ей-то в это время было двадцать два.
Словом, разницы в возрасте мы обе не чувствовали. Хельга тянулась ко мне, как подсолнух в сторону солнца. Слушала истории из моей жизни, открыв рот, советовалась иногда или рассказывала про непонятные мне виртуальные заморочки своего поколения – сайты для общения, какие-то там на них подарки, попутно обиды «зашел – не зашел» и связанные с этим разборки. Но чаще всего мы просто обсуждали новости и приколы в нашей группе и веселились от души.
Однажды на переменке она попросила меня объяснить что-то из грамматики, подошла к моему столу и присела не на стул, а возле меня, на корточки, коснувшись своим плечом моих бедер. Я ощутила волну, тепло, жар. Уже преподаватель зашел в класс, а она все сидела, тесно прижимаясь ко мне и безразлично уставившись в тетрадку.
Конечно, я растерялась. Потом подумала, что у меня такие материнские чувства к этой девочке, потому что собственных детей мне не хотелось никогда. Хотя временами тянуло погладить ее по волосам не как малышку, а, к примеру, лаская кожу за ушами. Но эти мысли я не развивала по вполне понятным причинам. Помню, в кафе случилось странное. Я достала зеркало и помаду, провела первую линию и вдруг поймала ее взгляд на своих губах. Ошибиться я не могла, это был очень откровенный взгляд, каким обычно глядит мужчина за секунду до того, как на тебя наброситься. Впрочем, уже через секунду Хельга – правда, с усилием! – отвела глаза в сторону.
А потом… Я не помню, кому из наших пришло в голову отправиться всей группой на выходные в «Бор», в этот президентский пансионат. Так бывает, когда до нового года еще далеко, но вовсю уже московская зима, снег и отчаянно хочется загородной романтики. И, что удивительно, все как-то уладили этот вопрос в своих семьях – мы отправились туда всей группой, заодно оплатив week-end еще и двум нашим преподавателям. Прибыли в пятницу, успели поплавать в бассейне, поужинать, а потом долго сидели в баре. И…
Она опять замолчала. Налила нам обеим шампанского, щипцами закинула в бокалы подтаявший лед. Сделав большой глоток, как-то беспомощно на меня глянула. И потом заговорила тихо и чуть хрипло.
– Мы с ней очутились в одном номере. Не специально, поверьте. Но и против никто из нас не был. И она сразу уселась ко мне на кровать, стала болтать, а потом объявила, что не уйдет. Улеглась рядом, обняла меня и стала ластиться, как котенок, и гладить мой живот. Меня потрясли ее ладошки. Такие маленькие, гладкие, при этом властные удивительно. Она прижимала меня к себе так естественно и уверенно, как будто всю жизнь только и делала, что спала с сорокачетырехлетними особами. И я, онемев от неожиданности и поражаясь самой себе, послушно позволяла себя обнимать, а потом и сама стала гладить ее упругий животик. Так прошла ночь – мы поворачивались с боку на бок осторожно, целомудренно и всегда синхронно, обнимаясь и тесно прижимаясь друг к другу. А утром я проснулась раньше, повернулась к ней, тихо сопящей, и почувствовала, что у меня внутри все буквально плавится. От нежности, счастья, ощущения рядом со мной этого теплого существа.
Суббота прошла в отдыхе и приключениях. Катались все на лошадях, гуляли на лыжах, опять плавали в бассейне, арендовав на сей раз еще и сауну. Ужин прошел весело, но, не сговариваясь, мы с ней отправились в свою комнату пораньше. И тут эта девушка, улыбаясь доверительно и ясно, как сестрица Аленушка, объясняющая братцу Иванушке, что не надо-де садиться на пенек и есть, например, пирожок, призналась мне, что она… любит меня! Всерьез. И знает, как это, потому что после расставания со своим первым парнем у нее был опыт самой настоящей любви с женщиной постарше, лет этак тридцати.
– Вы не знаете, когда это молодое поколение умудряется все успевать? – задумчиво произнесла Анна. – Я и сама не монахиня, у меня были и любовники, и развод после первого брака, и второе замужество, но есть вещи, которые буквально лишают меня дара речи. Не получилось с молодым человеком – значит надо попробовать, а вдруг получится с молодой особой? Впрочем, может, это я так маскируюсь или оправдываюсь. Потому что после этого ее ошеломительного признания последовала ночь – самая безумная из всех в моей жизни. И двадцатидвухлетняя девушка доводила меня до безумия, исступления, перевернув все мои прежние представления о страсти и стерев весь опыт былых любовных подвигов. Ведь для любого мужчины ласки – это только прелюдия к действию, а между двумя женщинами они – собственно само действие, главное и единственное. Хотя, признаюсь, моя роль сводилась к минимуму. Хельга просто запретила мне проявлять инициативу, объяснив, что я еще совсем не готова. Мне было приятно подчиняться ей во всем, подчинилась и в этом. Хотя нет… Под утро я расхрабрилась и погладила ее грудь. Боже мой! Мне сразу стало ясно, почему мужчины сходят от нас с ума. Я как будто взглянула на саму себя двадцати двух лет их глазами. Поверьте, нет н и ч е г о в этой жизни более волнующего, чем ощущение девичьей груди в ладони. А целовать ее – это просто блаженство.
…Очевидно, мой взгляд стал либо абсолютно оторопевшим, либо отразил слишком сложную гамму чувств, потому что Анна вдруг смутилась.
– Нет-нет, если вы думаете, что я ненормальная, то ошибаетесь. Я была после у психолога, представьте. Анонимно, разумеется. И потом – мой муж… Наши супружеские отношения не стали другими – мне по-прежнему доставляет удовольствие близость с ним. И, знаете, я ощущаю себя полноценной женщиной, отдаваясь ему. Но Хельга – это совершенно другое. Это любовь, понимаете? Как она уживается во мне с семейными отношениями, я не в силах разобраться. Но башню, как выражается моя юная любовница, у меня точно сносит, и еще крыша съехала по полной. Чтобы просто побыть с ней рядом, я готова шататься по Москве, просиживать в кафе и придумывать для мужа самые немыслимые предлоги своего отсутствия дома. Что довольно странно, потому что у нас отличная квартира, и я всегда домоседничала и любила находиться в окружении привычных вещей и комфорта.
После пансионата мы не заговаривали о новом свидании так долго, что, в конце концов, обе просто потеряли терпение. А еще надо знать Хельгу. Она умудряется обниматься, сидя за столиком ресторана, гладит мои ноги под столом, украдкой может поцеловать грудь и вообще нисколько не считается с правилами приличия. Меня же при этом всегда бросает то в жар, то в холод, потому что Москва, вы же понимаете, это большая деревня. Как вам идея быть замеченной кем-то из знакомых в то время, как юная особа с остановившимся от страсти взглядом хозяйничает своей рукой у вас в декольте?
После одной из таких встреч я вернулась домой сильно взвинченная. На пороге стоял муж, собравшийся уезжать. На его фирме случился аврал, шеф срочно затребовал весь состав топ-менеджеров на позднее совещание. Как только за ним закрылась дверь, я кинулась за мобильным и набрала Хельгу. Пользуясь своим умопомрачительным сленгом, она честно заявила, что «очкует», но тем не менее заявилась уже ровно через час, а потом счет времени был сразу же потерян. И опять мои ноги мелькали в воздухе, как мельничные крылья, а кожа раскалялась и плавилась от прикосновения ее языка и губ. Ощущение, что я желанна и безумно любима этой девушкой, заводило до безумия. Я чувствовала свое тело бесконечно молодым, видела себя ее глазами и упивалась счастьем.
…Анна больше не останавливалась, не отводила взгляд, наконец, перешагнув границу, когда смущение заставляет умолкать или подыскивать слова. Речь ее лилась не потоком, а, скорее, горячей лавой – я почувствовала, что и у меня самой застучало в висках. «Вы очень красиво говорите!» – заметила я.
– Я закончила филфак МГУ, – улыбнулась она. – И, вообразите, долго собиралась прочесть своей избраннице что-нибудь подходящее. Хельга с ее необычным разрезом глаз похожа на «Незнакомку» из иллюстраций Ильи Глазунова, и вот я решила, что Блок с его «дыша духами и туманами» или «ты рванулась движеньем испуганной птицы» – это как раз то, что нам надо. Но я не учла духа времени. Как только прозвучало слово «стихи», ее лицо приняло такое же напряженное выражение, как если бы я предложила ей достать зачетку. «Я чего-то не вдупляю, Анна! – пожала она плечами – ты надумала меня образовывать?»
Конечно, я ничего такого не надумала. Я читаю ее смски с орфографией, от которой дыхание перехватывает, все эти «майнэ либэ ты будишь на Deutsch?» и понимаю, что всю жизнь ценимая мной грамотность
– не главное. Главное – это то, что я проживаю рядом с ней мучительное счастье, которое может или даже должно оборваться в любую минуту. Знаете, если бы я так влюбилась в мужчину, я бы ушла к нему. Плюнув на возраст, потерю обеспеченного мужа, собственную уютно-отлаженную жизнь и репутацию. Но… уйти к двадцатидвухлетней девушке? Как я могу к ней уйти?
То, что поначалу казалось подарком, я сейчас склонна расценивать, скорее, как шутку судьбы. Потому что у наших отношений нет перспективы, нет будущего, нет вообще ни малейшего шанса. Мы никогда не сможем открыто быть вместе. И каким бы упругим и молодым ни было мое тело, как бы я ни ухаживала за своим лицом, мне скоро предстоит перевалить через пятый десяток. А Хельге только двадцать два – и она обязательно выйдет замуж, ведь не избегает же она категорически мужской любви. Но, когда это создание не сводит с меня влюбленных глаз или впивается мне в губы так, что шея запрокидывается и позвонки хрустят, я не думаю ни о чем и просто закрываю глаза в прямом и переносном смыслах.
…Кажется, объявили долгожданную посадку на рейс до Пунта Кана. Бутылка шампанского давно опустела, Анна подозвала официанта и, изысканно грассируя на языке Шиллера и Гете, оплатила весь счет полностью. Мои возражения она отклонила вежливой и чуть усталой улыбкой.
– Вы не обидетесь, если в самолете мы не будем сидеть рядом? Видите ли, я охотно общалась бы с вами еще, но боюсь, что могу говорить сейчас только об одном. И потом – я совершенно искренне желаю нам обеим никогда больше не встречаться. То, что случайно узнали вы, не знает и не узнает больше ни единая живая душа на всем белом свете.
– Кажется, «глухие тайны мне поручены?» – улыбнулась я.
– Да-да! Больше того – «вам чье-то солнце вручено!» – и моя собеседница мягко и благодарно коснулась моей руки. Все мои предыдущие сомнения по части того, может или нет снести башню от этой женщины даже у двадцатидвухлетней красотки, развеялись, как дым. Присутствие Анны действительно вдупляло. Она рассеянно улыбнулась мне и направилась разыскивать нужный выход.