Отцы и дети, или Дочки-матери

Однажды мой пятилетний сын спросил: «Что такое секс?» Я призадумалась: как бы попроще ему объяснить? «Ладно, не мучайся, я сам знаю, – торжествующе снисходительно заявил мой отпрыск. – Секс – это когда мужчина любит тело женщины». Этой шикарной формулировкой он поверг меня в шок. С тех пор я стала интересоваться у знаменитых людей: «Какие детские вопросы ставили вас в тупик?»

Ксения Хаирова, актриса:

– С отцом своей дочери Насти я рассталась, будучи на шестом месяце беременности. Когда ей было два года, в моей жизни появился Хаиров (бывший муж Ксении, чью фамилию она носит. – Ред.). Он ушел из семьи, забрав двух дочек. Его бывшая жена серьезно заболела и уехала лечиться к родителям на Кубань.

Какое-то время я воспитывала троих детей – Настю и Сашиных девочек. Настя спрашивала меня: «А почему мы не похожи с Лизой? Чья Лиза дочь? Почему я старше Лизы?» И что ей было ответить? Что Хаиров сначала тебя родил, а потом с другой женщиной родил Лизу, поэтому она младше тебя на год? Я совсем запуталась в объяснениях и очень переживала, что вру. Когда мы развелись с Хаировым, Насте было 9 лет. Я поняла, что пришло время открыть истину. Мы пошли с дочерью в кафе, сели, приехала моя близкая подруга, и мы вдвоем все объяснили Насте. «Я тебя уважаю и поэтому больше лгать не могу, – покаялась я. – Ты имеешь право знать, кто твой отец». И выложила все начистоту. Сначала Настя плакала: «Что, теперь у меня нет папы?» «Насть, это был мой выбор сказать тебе правду. Твой выбор за тобой. Хочешь, он останется твоим папой, вы можете и дальше общаться», – успокоила я дочь. Хаиров ведь в принципе неплохой мужик, просто не мой. Я рассказала дочке о ее настоящем отце, но познакомиться с ним у нее желания не возникло. Настя все поняла и приняла.

У меня с моим ребенком абсолютно дружеские, доверительные отношения – то, чего у меня, к сожалению, не случилось с матерью и о чем я мечтала в детстве. Настя по-прежнему любит Хаирова и называет его папой. И он к ней нежно относится, даже, кажется, еще больше полюбил после того, как мы расстались. И у меня, к счастью, сохранились хорошие отношения с его девочками. А вот с моей мамой (Валентина Талызина, актриса. – Ред.) у меня с детства так и не получилось дружбы. Я же овен, упрямый баран. Если мне в приказном тоне заявляют: «Ты должна сделать это», – то даже если человек сотню раз прав, я никогда не подчинюсь ему. Мама меня настолько подавляла, что мне хотелось только одного – свободы, я мечтала поскорее вырваться из-под ее власти. В этом противостоянии и росла.

Как ни странно, но я легко нашла общий язык с женой моего отца (мои родители разошлись, когда мне было четыре года). Таня всегда меня внимательно выслушивала, я ей доверяла свои подростковые секреты и любовные тайны. А с мамой так откровенничать не решалась. И до сих пор не понимаю, почему она не подобрала ко мне ключа, чтобы я делала так, как ей надо? Ведь это так просто!

Валерий Золотухин, актер:

– Поставить меня в тупик моему сыну Ване очень просто. Ситуация такая, что я не живу с его мамой (Ирина Линдт – актриса театра на Таганке. – Ред.) одной семьей. И каждый раз, когда я к ним прихожу, он меня спрашивает: «Ты сегодня с ночевкой? Тебя отпустили с нами ночевать?» Без слез это пережить, конечно, невозможно. Когда отвечаю: «Да, сегодня будем спать вместе», – он на седьмом небе от счастья. А если: «Нет, Ванечка, я должен идти, у меня работа», – то он обреченно вздыхает: «Ну ладно, тогда с Богом, папочка». Поцелует меня и отпускает с миром. Сейчас он уже спокойнее относится к тому, что мы не живем вместе. Наверно, Ирина ему объясняет, что у меня много работы в кино и театре. А когда сыну было два-три года, он закатывал жуткие истерики, садился у двери и рыдал: «Папа, не уходи!» У меня сердце разрывалось. Конечно, я стараюсь видеть его каждый день и по возможности ночую с ним.

О том, что у меня есть другой дом и жена, Ваня пока не знает. Когда сын приходит в театр, видит диван в моем кабинете, то начинает допытываться: «Ты тут спишь?» «Да», – отвечаю. «А где твоя зубная щетка? А подушечка где? А простынка?» Все видит и анализирует. Однажды собираемся с Ириной на гастроли, а Ваня просит: «Возьмите меня с собой». «Нельзя, – говорю, – ты останешься с бабушкой». «Я не хочу жить с ней, я хочу с вами! Ты понял?! Понял? А если не возьмете меня с собой, я превращусь в птицу и буду летать за вами!» – он это кричал с такой золотухинской остервенелостью и убежденностью, что дрожь пробирала до костей.

Года в два с половиной сын стал подходить к телефону и брать трубку. Я звоню и спрашиваю: «Кто это? Ваня?» А он: «Папаа! Паппааа! Ппапаааааа!» – аж перепонки пробивает. Я напрягаюсь: где я слышал этот звук? Прям наваждение. Полетность голоса прошивает пространство. И я вспомнил своего отца, Сергея Илларионовича. Он вернулся с фронта в 46-м. Где год шлялся – неизвестно. Стал председателем колхоза. Иногда, изработавшись, устав, выпивал стакан водки и начинал петь: «На зеле-, на зеленом ковре мы сидели. Целовала Наташа меня. На зеле-, на зеленом ковре мы сидели», – и повышая мощность, вытягивая все выше, он многократно повторял эту строчку каким-то осатанелым голосом. Казалось, сейчас умрет или улетит. Вся деревня сбегалась. У отца слезы градом. Мать с ума сходила: «Сережа, да где эта б… Наташка? На каком ковре вы с ней сидели?» Допев, отец затихал и уходил на ночь в баню.

Вот и у Ваньки моего есть эта властность в голосе, сила, которая разрывает сердце. Я думаю, что сын сейчас еще слишком мал, чтобы понять всю сложность ситуации. Меня часто спрашивают журналисты: «Ваш роман с Линдт длится уже 13 лет. Вы не женитесь, потому что вас пугает огромная разница в возрасте – 33 года?» Нет, я ничего не боюсь. В Ире нет безрассудства. В плане верности она надежный человек. Но я не могу бросить Тамару (вторая жена Золотухина. – Ред.), с которой меня связывает трагедия – гибель нашего сына. Есть обязательства, которые выше меня. Мне могут возразить, что, мол, выше любви ничего нет. Так ведь любовь разная бывает. Любовь-страсть, любовь-жалость. Главное, что она есть и слава Богу, что жизнь подарила мне Ирку и Ваньку. Это счастье, когда мы вместе.

Так получилось, что я существую в поле двух женщин, а сейчас возникла и третья, мы ведь помирились с Ниной, моей первой женой. И вот уже третий Новый год встречаем все вместе – я, Тамара и Нина. Только Ирку они пока не пускают в свой круг. Правда, они не против Вани. Но тот без мамы не пойдет. Ничего, неважно, я дожму эту ситуацию, и на следующий год мы впятером будем праздновать: я, Тамара, Нина, Ира и Ваня.

Евгения Добровольская, актриса:

– Дети никогда не мешали моей работе. Будучи беременной Николашей, я снялась в трех картинах, и моего живота никто даже не заметил. 22 июня я играла Машу в «Чайке», а 19 июля родила Яна. Почему-то все мои подруги были против третьего ребенка. «Ты с ума сошла, – возмущались они, – вынести столько невзгод и решиться на третьего ребенка, заведомо зная, что придется воспитывать его одной!» Было время, что нам с детьми негде было жить, скитались по друзьям. Случалось, и в машине с детьми ночевала. Николаша из садика приносил остатки от полдника – печенья, хлебушек с маслом и сыром. Это и был наш ужин. Воспитывала детей по-спартански. Мы все переживали вместе, я ничего от них не скрывала. И все решения принимали сообща. Сыновья у меня очень самостоятельные. В уроки их я не лезла – у меня не было на это ни времени, ни желания. Часто бывало так, что они некормлеными сидели, потому что я не успела купить продукты. Сами научились и покупать, и готовить, и меня кормили. Но даже полная нищета не заставила бы меня сделать аборт. Я бы ни за что на свете не избавилась от Яна.

Когда Николаю исполнилось два года, я приняла крещение. Ну как же, веруя, можно лишить ребенка жизни? Степану, старшему сыну, я сразу сказала о своей беременности. Он очень смешно отреагировал. Дня два молча переваривал информацию, а на третий сел на кухне и говорит мне: «А знаешь, памперсы, между прочим, 500 рублей стоят?» То есть уже начал просчитывать, во сколько нам обойдется малыш. Я: «Ну как-нибудь выживем». Степан дальше рассуждает: «Я все хожу и думаю, ну вроде все в порядке, все хорошо, но что же меня так тревожит? И потом – ай мама залетела!»

А Николаше мы ничего не говорили, потому что он мог проболтаться моей маме – я боялась, она не перенесет этого. У нее бы случилась истерика. Кстати, попереживать, устроить истерику, побить посуду, испортить себе настроение – это у меня от моей мамы. Психопатка я еще та. В общем, мама так себе спокойно и жила, пока кто-то не принес ей журнал, в котором было написано, что ее дочь получила «Нику», но на банкет не поехала, потому что в скором времени ожидает ребенка. Мама тут же позвонила мне и спросила: «Это правда?» Она сначала не поверила, ведь у меня живота совсем не заметно, я ходила в модняцких драных джинсах для беременных.

Мои пацаны сразу полюбили Яна. Степа и Николай, оба пройдя через пятидневку в детском саду, сразу заявили мне, что Яна в сад не отдадут. И этим ультиматумом поставили меня в тупик. Доказывать им что-либо было бесполезно. Пришлось нанять няню. Хотя мне всегда казалось, что у них был очень хороший детский сад, с ними и спектакли ставили, и в музей их водили, концерты для родителей устраивали. Но, видно, какие-то там личные трагедии разворачивались. Когда няня отпрашивалась на несколько дней, сыновья сами сидели с Яном. Степа звонит, жалуется, что Ян отказывается есть кашу. Я говорю: «Пусть Николаша попробует его покормить». Такая вот мама по телефону.

Я никогда не сюсюкала с сыновьями, у нас в семье это не принято. Хорошо, что у меня мальчики. Если б были девчонки, то не знаю, как бы они перенесли те испытания, через которые нам пришлось пройти.