История двести тридцать девятая
В Вене абсолютное бабье лето – на солнце +29. Чем живет субботний город, понятия не имею. Слышу лишь голоса гоняющихся друг за другом детей во дворе. В числе лидеров зажигает некая Амели, угомонить которую тщетно пытаются: а) маменька, б) папенька, в) юные соратники по играм, явно уступающие ей в догонялках и заодно в умении прятаться.
У меня же первый критический день и с самого утра (а точнее, со вчерашнего дня) пребываю с мигренью – в комнате находиться поднадоело, вот и перебралась на балкон. Для перемены обстановки и в надежде на благодать свежего воздуха.
Пила, само собой, разнообразные обезболивающие таблетки – сей фармацевтический эксперимент длился сутки. Пока бесполезно. Сейчас жахнула рюмку коньяку и ввиду отсутствия под рукой персиков закусила изюмом. Жду. Говорят, коньяк сосуды расширяет – мне охота расширить их до предела.
Когда-то имела тематическую беседу с древнючей профессоршей доброго московского разлива. Пришла к ней с результатами компьютерной томографии собственной головы и вопросом, почему я время от времени маюсь мигренями?
– Деточка, – величественный бас раскатился по кабинету и, похоже, достиг ушей фланирующих по весеннему Покровскому бульвару, – вы здоровы, поверьте. Это явление сопровождает иных женщин в течение жизни. До того самого момента, когда у них заканчивается детородный период. Приходится просто терпеть.
До сих пор помню ее серо-зеленые глаза под кустистыми бровями, крючковатый нос, руки в пятнышках старческой гречки. Безапелляционный, не вызывающий сомнений тон. И до сих пор проявляю чудеса терпения. С одним-единственным, пожалуй, вопросом. Доколе?
